Как увидеть звук и услышать свет

О том, как я услышал фактуру тишины . . .

«Всё началось с того, что мой компьютер, проиграв три дня подряд один и тот же бит, взмолился о пощаде и выдал синий экран. Наступившая тишина меня оглушила. И я вдруг понял, что ощущаю её не только ушами: она была пепельно-черной, бархатной и имела запах остывшего металла. Мозг, лишившись привычного шума, устроил внеплановый корпоратив и соединил все отделы восприятия. Позже в интернетах я вычитал, что у этого состояния есть скучное название — «синестезия». Грубо говоря, чтобы компенсировать отсутствие звука, слух соединился с обонянием, осязанием и зрением. С тех пор я начал ставить эксперименты над собой».

О том, как я скрестил утюг и Иоганна Баха . . .

«Я понял, чтобы взломать восприятие, нужно действовать как хакер — найти скрытую уязвимость. Просто ассоциировать звук с цветом неэффективно. Лучше заставить мозг сделать это в панике, устроив ему когнитивную встряску. Когда на мозг одновременно обрушиваются разношерстные данные, он в отчаянии склеивает всё в один супер-опыт. Я называю это «Методом сенсорного подрыва».

Вчера я гладил рубашку. Монотонное занятие. Поэтому я выбрал утюг потяжелее, который обладает большим гравитационным потенциалом для искривления реальности. Под «Токкату и фугу ре минор» Баха в метал-обработке я приступил к делу. Та-да-да-ДААА — удар утюгом выжег на ткани пылающий оранжевый крещендо. Тии-и-и-хо — лёгкое движение оставило за собой серебристый иней вибрато. Я почувствовал, как жар пара, вес утюга, белизна ткани и этот оглушительный звук слились воедино. В итоге рубашка, конечно, немного подгорела. Но зато теперь, когда я слышу Баха, я буквально ощущаю, как по моим ладоням ползёт теплое рыжее покалывание. В следующий раз попробую помыть посуду под какофонию драм-н-бейса. Пусть осколки старой реальности разобьются о новую явь, сияющую, как чистая тарелка».

О том, как я съел закат и запил его тишиной . . .

«Со временем мои эксперименты стали изощрённее: мне захотелось элегантности, гурманского подхода, медленного поглощения бытия. Я решил устроить ужин и вкусить на нём мир.

Приготовив стейк с ягодным соусом, я вышел на балкон встречать закат. Вкус плотного куска мяса ощущался как сочный индиговый цвет, цвет грядущей ночи. Соус одурманил меня кисло-сладким взрывом малины и ежевики. И тогда у меня во рту рассыпалось конфетти из закатного золота.

Я смотрел на заходящее солнце и жевал его. Алый цвет на западе имел терпкий, почти металлический привкус, а фиолетовые полосы у горизонта были прохладными и влажными, словно кусочек сливы. Это был один гигантский, единый пир чувств. И тогда я осознал, что красота — это то, что ты ешь. В прямом смысле. Каждый момент, каждый пейзаж, каждый кусочек музыки есть многослойное блюдо».

О том, как я заставил город петь . . .

«Жевать закаты и жечь рубашки — кустарный промысел. Я достиг потолка. Или дна. Я был заперт в собственной черепной коробке и искал способ подключиться к внешнему миру. Мне на помощь пришли первые сообщники — приложения-сонайзеры, которые умеют превращать видимое в слышимое. 

Я наводил камеру телефона на трещину в асфальте, и она начинала петь глуховатым, дребезжащим басом, словно жалуясь на тяжесть множества шагов. Я слушал «историю» старого кирпича в стене. Его ворчание было зернистым, с царапинами и шероховатостями. Каждый предмет, оказывается, хранит тихую исповедь. Мир заговорил со мной, и его язык был музыкой тихих историй и забытых жизней».

О том, как я почувствовал бас кожей . . .

«Если город поет, почему бы мне не стать частью этого хора? Я ложился спиной на деревянный пол рядом с колонкой и слушал всем телом музыку с глубокими, клубными низами.

Вибрации проходили сквозь доски, сквозь ткань футболки и входили в позвонки гулом, который отзывался во всем моем существе. Низкие частоты текли по костям раскаленной лавой спокойствия, смывая тревоги, что увязли в мышцах. Я принимал музыку, как лекарство, осязая ее архитектуру и физическую мощь. В такие моменты я понимал, что моя кожа — это мембрана, разделяющая две симфонии: внешнюю и внутреннюю».

О том, как я услышал голос своих чувств . . .

«Вскоре я перешёл на последний уровень. Я решил добраться до источника — до самого восприятия, которое ещё не стало мыслью, звуком или цветом.

Я раздобыл EEG-шлем — устройство, что считывает шепот моих извилин. Навязчивой идеей было поймать состояние «бессмысленного сознания» — тот миг, когда мозг не думает, а просто чувствует, и эти несортированные данные можно перехватить. 

Компьютер превращал все эти паттерны в звуковые ландшафты. Я ловил момент, когда звук шелковистости рождался раньше, чем само слово «шёлк». Получался странный переливчатый звуковой ряд: ни мелодии, ни ритма. Это была музыка самого ощущения — синестезия в её первозданном виде, до того, как ее растащат по полочкам чувств. Так звучит моя собственная, ничем не занятая душа. И это самая чистая музыка из всех, что я слышал».

Послесловие редакции

Мы так и не узнали, кто такой Алекс, но после прочтения его записей в горле стоит привкус меди, а тишина звенит на высокой ноте. Мы понятия не имеем, что делать с этим знанием, поэтому просто передаем его вам. Может быть, вы найдёте ему применение. Или откроете свою синтезию чувств. Теперь ваш ход.